— А все очень просто, Варяг. Я сволочь. А сволочей бабы любят. Вот ты, Коля, хороший, добрый парень. Вот тебя бабы никогда любить не будут.
Она пожала плечами и вошла в узкий и тускло освещенный редкими лампами коридор. Справа от них шла стена из рифленого железа, в которой через равные промежутки находились закрытые деревянные двери с номерами и пара дверей с надписью «туалет». В левой стене дверей не было, но метров через двадцать была ниша, где на табуретке сидел пожилой мужчина в тулупе и дремал. За ним находилась массивная дверь с небольшим стеклянным окошком. Дверь выходила на улицу. Васнецов обратил внимание, что там какая-то открытая площадка, огороженная мешками, видимо наполненными песком. Они опоясывали что-то массивное, стоящее на треноге и накрытое большим и добротным чехлом из звериных шкур.
— Ну, вроде да. Он вроде каким-то влиятельным… как это слово…
— Нечеловеческие, — сказал он. — Вроде зверь какой-то. Только понять не могу какой.
— Почитаем на досуге. — Крест выбрался из вагона. — Твоя записная книжка убедила меня, что чтение великое, мать его, благо. Черт, порвался один. — Он поднял несколько выпавших писем. Конверты были одинаковые. Белые с красным окаймлением. — Воинская почта. Конверты у писем солдатские.
— Мол, ничего страшного. Все равно они там как кролики плодятся.