— Так в том-то и дело! — воскликнула Лера. — В том-то все и дело! Я чего так удивилась, когда ты сказал, что тебя Николаем зовут! Его ведь тоже так звали. Дядька Колька, я его называла!
В окнах под потолком уже стемнело. Вот и прошел еще один день, и эта чернота в крохотных прямоугольниках мутного, потрескавшегося и перетянутого скотчем стекла, как и холод в подвале, была словно предвестником скорой смерти, которая уже ждет за порогом той ржавой, скрипучей двери.
— Да, отстроились капитально. Живем, можно сказать, не тужим. Ты, наверное, много мест повидал. Завидую. А я вот всю жизнь тут, — вздохнула она.
— Слышь, дядя, в меня снайперы стреляли. В меня гранатометчики стреляли. В меня целились сотни стволов. А я голыми руками ваших врагов рвал, защищая этот Вавилон. Ты думаешь своей херней меня напугать? Ты мне скажи-ка, дядя, какого хрена у вас постовые спят на посту? Почему я первый заметил нападение вандалов? Почему я первый принял бой? Почему, пока ваши перцы гадили от страха по углам, только мои товарищи додумались выкатить танк на перекресток и драться так, словно тут их дом и их семьи? И ты теперь что-то нам еще предъявляешь?
— А вот это уж зависит от того, как они себя там вести будут, — продолжал смеяться Людоед.
— Из-за вас. Из-за миссии вашей. Я тут с пленными пообщался. — Людоед как-то злорадно усмехнулся. — Они говорят, как молва про вашу миссию по спасению Земли пошла, так все будто с цепи сорвались. Очень многие группировки помешать вам хотят. Во многих группировках раскол. Одни считают вашу миссию благой, другие опасной для их существования. Короче, растопили вы многолетний лед однообразия жизни.