Ирка медленно втянула носом воздух. Ее трудно было разозлить, однако Мамзелькиной это удалось.
Перед ним стоял тощий страж, костистые руки которого торчали из коротких рукавов спортивного костюма. Бесцветные селедочные глаза выпукло смотрели на Тухломона.
– Уея кыоофьь! – выговорила она с трудом, но певуче.
– Нет. Укусил хозяина магазина за палец, когда его выталкивали. С флейтой что-то не сложилось. Говорит, мундштук отскочил.
Матвей укрыл Ирке ноги. Спокойно укрыл, чтобы она видела, что он не стыдится ее ног и они его совсем не пугают.
Злополучный дом загораживал от нее Багрова. Бывшая валькирия была прикована к нему, разглядывала его. В глаза ей бросилось то, чего она никогда прежде не замечала. Множество бабулек, которые смотрят из окон, – неподвижные, как картонные фигуры, с далекими от любопытства лицами, ловящими солнце. Не бабушки, а подсолнухи. Если смотреть на любой московский дом на некотором удалении, охватывая его с первого этажа до последнего, то понимаешь, что в каждом пятом или шестом окне обязательно растет такой живой подсолнух и, облокотившись на подоконник, грустно выглядывает во двор.