— Я не пойду, — сразу сказала Элис. — У этой тетки, которая там проповедует, не религия, а отрава. Пусть к ней ходят почтенные горожане.
— Теперь только на той стороне. И то, если не будем стоять, тратить время на разговоры.
Мальчик спал, а стрелок смотрел на него и вспоминал свое детство. Мысленно возвращаясь в прошлое, он обычно испытывал странное ощущение, будто все это происходило не с ним, а с кем-то другим — с человеком, который прошел сквозь легендарный кристалл, изменяющий время, прошел и стал совершенно другим. Не таким, каким был. Но теперь его детство вдруг подступило так близко. Мучительно близко. Здесь, в конюшне дорожной станции, было невыносимо жарко, и стрелок отпил еще воды. Совсем немного, буквально глоток. Потом он поднялся и прошел в глубь строения. Остановился, заглянул в одно из стойл. Там в углу лежала охапка белой соломы и аккуратно сложенная попона, но лошадьми не пахло. В конюшне не пахло вообще ничем. Солнце выжгло все запахи и не оставило ничего. Воздух был совершенно стерилен.
Стрелок поднялся — в суставах явственно хрустнуло — и подошел к двери конюшни. В темноте, на крыльце постоялого двора мерцал огонек. Он направился прямо туда. Его тень, длинная, черная, растянулась в коричневато-желтом свете заходящего солнца.
Мальчик сдавленно вскрикнул. Стрелок повернул голову. Четверо мутантов, спотыкаясь на каждом шагу, следовали за дрезиной. Один из них уже тянул руки, чтобы ухватиться за край платформы.
Давид сидел у него на руке, молча и не мигая, безразличный к своей жизни и смерти.