— Нет, я пойду к мужу. Нас нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах. Вы поняли меня?
Берта снова кричит. Льюис рвет салфетку, которую вертел в руках. Обрывки падают на пол. Льюис мечется по комнате, трет виски. Он всегда так делает в кризисных ситуациях.
— Разумеется, я его знал. Он ходил в храм чаще, чем я. Но только он уже года два-три не появлялся. С ним все в порядке?
Надин принесла в его дом свет. А когда ушла, забрала его с собой. В доме снова стало темно. Дэвид привык к темноте, он вырос в ней и никогда не жаловался. Но теперь, после света, эта тьма его душила. По малейшему поводу он срывался, страдал от жесточайших приступов мигрени, которые приходилось пережидать в постели, занавесив окна и поплотнее прикрыв двери. Мигрень могла начаться от чего угодно. Неожиданный шум, плохие новости. Грустные мысли.
Мама была права. Берта пользовалась огромным успехом. Казалось бы, только что она была дебютанткой на своем первом балу — и вот уже она кружится в вальсе со своим женихом по залу, размером сравнимому лишь с ее воображением.
На последнем снимке, который был в деле, Гудрейс улыбался с такой ослепительной яростью, что даже не знай я, кто это, все равно испугался бы. Он родился 11 мая 1938 года, а значит, на фотографии ему было около сорока. При этом кожа у него была гладкая, словно он в жизни своей никогда ни о чем не беспокоился. Скан мы послали Джарвису, и тот снова подтвердил, что на него напал именно Гудрейс.