И через секунду меня уже тащили к лифту. Я орал и отбивался. Няня держала меня за одну руку, гувернантка за другую, а отец, не оглядываясь, шагал впереди. Как вы понимаете, в доме в тот день было особенно тихо, поэтому мой истерический вой производил уж совсем жуткое впечатление. Вчетвером мы вошли в лифт. Отец морщился. Я еще больше распалился. Может, если вопить погромче, они меня отпустят. Мы спустились на первый этаж, двери открылись, и я замолчал. В холле нас встречали два десятка человек, женщины в слезах, мужчины с красными насупленными лицами. И все смотрели, как я борюсь с моими мучителями. Все, кто работал в доме, собрались, чтобы проводить нас с отцом на похороны.