Гуайта вышел с ответами тоже в «Жиль Блазе». С явной иронией по поводу своего предполагаемого смертоносного ведовства: «Хотя пусть так, если вам угодно! Я умею вырабатывать тонкие яды колдовским искусством! Я улетучиваю их в пар, возгоняю, перегоняю на сотни лье, загоняю в ноздри тех, кто мне особенно несимпатичен. Я Жиль де Рэ будущего столетия!» И он вызывал на дуэль и Гюисманса и Буа.
Впечатление от этой встречи было, что доктор очень хочет избавиться от Дианы, хочет, чтобы ее содержали в тюремном режиме, и не хочет, чтобы она общалась с кем бы то ни было. И не только. Доктор очень стремился, чтоб никто не принимал на веру рассказываемое Дианой. Поэтому с самого начала предупреждал, что все ее утверждения — сумасшедший бред.
Как раз когда правительство объявило о переезде в Версаль, мне принесли цидулку от Гёдше. Он объявлял, что для немцев отныне не имеет значения, что творится в Париже, поэтому и голубятня и фотограф будут в скором времени свернуты. И надо же, как раз явился Лагранж. С таким видом, как будто он знал содержание полученного мной письма от Гёдше.
— Да. И не забудьте, что богатые евреи потакают антисемитизму, который почти всегда бывает направлен на евреев бедных. А слабосердные христиане жалеют их, жалеют всю скопом их расу. Довольно много страниц, преувеличенно техничных, я позаимствовал у Жоли: кредитное и ссудное право, учетные ставки. Не сильно я много понимал и не был уверен, что со времен, когда писал Жоли, все эти термины не переменились. Но я был полон веры в свой источник и передавал Головинскому страницы за страницами, предназначавшиеся для пристрастных глаз коммерсанта или ремесленника, замученного долгами или даже ростовщиками.
— В том и закавыка, капитан Симонини, — ответил мне доктор Буррю. — По нашим понятиям, то, что делается в клинике Сальпетриер, больше походит на балаган, нежели на психиатрическую больницу. То есть я хочу сказать… Я не ставлю под сомнение квалификацию доктора Шарко как безошибочного диагноста…
Нечего было мне делать средь этой сволочи. Они опоганивали единственное благое начинание Коммуны. Да, дни Коммуны окончательно закатывались под бряцание сабельной рубки на Пер-Лашез. Сто сорок семь чудом выживших, согласно рассказам, было захвачено в плен и расстреляно, от места не отходя.