– С ваших слов выходит, что операция чрезвычайно масштабная! – отметил посол.
Юнец махнул рукой куда-то вбок. Я подошел вплотную к зарослям и остановился, чувствуя себя круглым дураком. Переплетение колючих ветвей казалось невозможным одолеть – ну, разве что вооружившись мачете. Я все же попробовал… Дьявол, какие острые у них шипы!
– Другое дело… – проворчал Тыгуа. – Ладно, иди; я уж вижу, ты весь извелся от нетерпения… Нужны тебе мои поучения, как фрогу зонтик!
Ничего со мной не случилось – ни этой ночью, ни следующей. Напрасно я жевал кофейные зерна, морщась от терпкой горечи и стараясь не хрустеть слишком громко. Арриведерчи задрых раньше всех – и проснулся лишь к тому моменту, когда мы с Сержио успели умять половину завтрака.
– Он – лучший. Он единственный мастер такого уровня. Протезы для мертвых – очень специфичная вещь, господин Монтескрипт… Особенно протезы суставов. Усилия сжатия и растяжения должны быть выверены индивидуально для каждого – и с необычайной точностью. Это настоящее искусство, и в его роду оно передается из поколения в поколение. Не одну сотню лет семья Ипселл сотрудничает со «Спящими лилиями».
На носу пиасса затеплился бледный огонек – кто-то принес из трюма рудничную лампу. Тут же сварливый голос откуда-то с мачты потребовал, чтобы «эту чертову штуковину» немедленно потушили: дескать, ему, марсовому, ни черта не видно из-за нее.