Гасель подошел к Абдулю: тот крепко спал, его дыхание уже стало ровным. Он вновь напоил его и стал ждать наступления дня, размышляя о том, что он, Гасель Сайях, войдет в историю пустыни как первый человек, одолевший «пустую землю» Тикдабру.
Гасель почувствовал, как у него упало сердце.
«Я чувствую, что способен тебя одолеть, – было последнее, что он прошептал перед тем, как погрузиться в глубокий сон. – Я чувствую, что способен тебя одолеть и навсегда покончить с твоей легендой…»
– Здесь живет министр Мадани? – спросил он серьезным, глубоким голосом, который поразил полицейского в той же степени, как и его необычный вид, одежда и лицо, закутанное до самых глаз покрывалом.
– Это мы уже знали… – устало заметил Хасан бен-Куфра. – Все мы еще раньше пришли к такому же выводу, но ни у кого и мысли не возникло отказаться от части, которая нам не соответствовала, довольствуясь меньшей и однородной по составу страной. – Он раскрыл и сжал ладони, словно ему было трудно это сделать, стараясь сдержать гримасу боли. – Нас ослепили амбиции, и мы желали все больше и больше территории, даже зная, что не справимся с ее управлением. Отсюда и наша политика: если мы не добьемся того, чтобы бедуины приспособились к нашему укладу, значит, мы должны сжить их со свету. Что бы мы стали делать, если бы французы попытались нас извести много лет назад, потому что мы не приспособились к их образу жизни?
– От этого будет хуже. Попьешь с наступлением вечера.