Железнодорожник хотел было что-то сказать, но тут он внимательно оглядел Гаселя, заметил свернутые в длинную трубу ковры, которые тот прижимал к телу, почувствовал решимость в глубине темных глаз – там, в щели между покрывалом и тюрбаном, – и вдруг ему стало не по себе, хотя он не знал, чем именно это объяснить.
– И все-таки это лучше, чем оказаться мертвым… А по твоей вине убиты четырнадцать человек – и страна в опасности.
Начиная с того далекого рассвета, когда он решил сесть на своего мехари и отправиться в пустыню на поиски утраченной чести, столько людей приняли смерть, что он не вправе удивляться тому, что кровь этих мертвецов вдруг брызнула на него и на его семью.
– Он сказал, что, если я не соглашусь, он отдаст детей солдатам.
Туарег стал проявлять нетерпение. Он еще глубже вонзил кинжал, а левой рукой сдавил капитану горло, не дав вырваться крику боли.
– Скоро равнина покроется цветами, и один из нас двоих не сможет этого увидеть.