Аделаида Степановна, директриса, держала меня на расстоянии. Присматривалась, проверяла, следила. Но когда поняла, что я просто работаю, от звонка до звонка в прямом смысле слова, отстала. Решила, что я для нее безопасна в смысле карьеры. А как специалист – устраиваю полностью. Мне кажется, у нее была своего рода мания. Она очень боялась потерять свое кресло. Я видела, что основную работу делает завуч – вечно уставшая и замотанная Нелли Альбертовна, – но считала, что это нормально. И то, что всегда во всем была виновата беззащитная Нелли Альбертовна, что бы ни случилось в школе – от педикулеза до нехватки учебников, – тоже было вроде бы естественно. А кто еще?
На самом деле я не такая нервная. Возраст сказывается. Хотя какой там возраст, если разобраться? Не так уж и много лет. А глаз уже нет. Почти ничего не вижу. Руки помнят, где лежат спички, где конфорка, где ручка у форточки. Так проще жить, когда все на месте.
Из роддома ее забирала я. Мальчика она назвала Стасиком.
За это ее искреннее «хорошо», за незлобивость я ее в тот момент готова была расцеловать.
Мама же всегда признавала главенство папы – и профессиональное, и интеллектуальное, и бытовое, если так можно выразиться. Говорила, что она просто хороший ремесленник, а папа – настоящий талант. Она умеет лечить людей, а папа – спасать.