Мама подошла к батарее, где сушились мои ботинки. Сушились давно. Гулять я в них никак не могла. Она ничего не сказала, только кивнула, как будто в подтверждение своих мыслей: дочь врет.
– У меня папа был врачом. Очень хорошим. Он умер. И мама врач. Тоже очень хороший. Я просто боялась им сказать, что мечтаю стать врачом и поступать в медицинский. Не знала, как они отреагируют. Точнее, знала. Папа бы обрадовался и начал помогать, а мама, наоборот, испугалась бы. Она до сих пор работает в поликлинике, куда ее устроил папа, и до сих пор доказывает всем, что работает по совести, а не по протекции. Ей тяжело и было, и есть.
– Он вам деньги платит, вы не можете отказаться, – сказал Павлик и зыркнул на меня выжидательно.
Ирочка еще немного пострадала, а потом вытерла слезы и пошла в кино с мальчиком из другого класса, причем не абы с каким, а с тем, которого Андрей ненавидел. Мальчик шел на золотую медаль, играл на гитаре и был хорош собой, то есть обладал теми качествами, которых не было у Андрея.
На самом деле мы эти разговоры вели регулярно, но Лена не переставала дуться. Хотя мне было все равно. Есть у нее Маричка – и ладно.
Я никого, кроме мамы, не хоронила и на кладбище не езжу. Хотя Лена несколько раз предлагала меня сопроводить.