— Вот коньяк! — брезгливо и презрительно отрубила родственница, разливавшая чай, уходившая за коньяком, и ставя его теперь пред Верховенским вместе с рюмкой, которую принесла в пальцах, без подноса и без тарелки
— Метил в ворону, а попал в корову, — крикнул во всё горло какой-то дурак, должно быть пьяный, и на него, уж конечно, не надо бы обращать внимания. Правда, раздался непочтительный смех.
— Любопытно. Что же вы оставляете и кому?
— Господи помилуй! — перекрестилась Прасковья Ивановна.
— Но ты смешиваешь отца с сыном. Они не в ладах; сын смеется над отцом явно.
— Вы просто хотите сказать, что от кого-нибудь страдали или страдаете.