Я стоял и смотрел, как он развязывал свой мешок.
— Питер двадцать лет не ходил в церковь, — продолжал отец, — а котом пошел голосовать против того, чтобы пресвитерианцы объединились с методистами.
— Это ты, Энди? Вот здорово! А я тебя как раз поджидал!
С этими словами она достала пакет, перевязанный веревочкой.
— Пробудись, — сказал он тоном священника, начинающего проповедь. Пробудись и пойдем со мной.
Это восклицание матери заставило меня опомниться. Слово «хромой» в моем представлении могло относиться только к хромым лошадям, оно означало полную бесполезность.