— Нет там никаких волков! — захныкала девчонка, шмыгнув носом. — Ма, он врет!
Серафим остановился, поплевал на ладони и подхватил веревку. Монахи уперлись в надгробную плиту. Я оглянулся на конвоира с сигаретой и почувствовал, что как никогда понимаю Спартака.
Мутило просто чудовищно, но мысль, что Эля там одна, а вокруг дикий, обезумевший мир придавала сил и заставляла двигаться. Я подошел к борту вагона, взялся рукой за приваренную лестницу. Главное, не свалиться.
А потом вдруг пощадил. Сделался глуше, отступил.
Борис посмотрел на меня исподлобья. Пронзительно, страшно.
Мы шли. Надо было остановиться, подумать. Все взвесить.