О таких вещах можно рассказывать без конца. Даже из моей скромной и недолгой инженерной практики (я в 1955–56 годах работал инженером на автозаводе) легко набрать сколько угодно примеров. Помню, допустим, как я вез из Москвы в Горький, на завод «Красная Этна», три нажимных пружины сцепления, снятых с английского автомобиля «Остин». Наш завод хотел, чтобы «Красная Этна» (монополист по пружинам в СССР) навивал точно такие пружины для «Москвича». Из этого ничего не вышло: на «Красной Этне» осмотрели пружинки со вздохом, поставили на динамометр, на вибратор — и печально улыбнулись. «Такие пружины будем делать только при коммунизме», — сказали мне. На советском языке это означает «никогда».
Но и в таком варианте — в курточках, без скафандров — три человека не вмещались в многострадальный «Восток», который для видимости позже переименовали в «Восход».
Люди попрятались по комнатам, в чертежных залах воцарилась «творческая тишина» — все усердно «работали».
Потом Международный Геофизический год кончился — а учреждение Крошкина осталось. Его надо было срочно как-нибудь назвать. И название придумали такое: «Междуведомственная Комиссия по исследованию и использованию космического пространства при Академии наук СССР». С Молодежной улицы «комиссия» перебралась в здание научно-исследовательских институтов Академии наук по улице Вавилова, 18. Теперь все статьи по космосу стали направляться на предварительную цензурную проверку по этому адресу.
Королева предупредили, что прежний темп работы после выписки из больницы равносилен для него смертному приговору. Вместе с тем врачи сказали, что не видят у него смертельных заболеваний, и длительный отдых после лечения может практически полностью вернуть здоровье.