Цитата #958 из книги «Лихо ветреное»

Сколько уже у нее живых денег? Почти три тысячи очень живых евро, больше трех тысяч чуть живых долларов — может, их тоже на евро поменять, пока не поздно? — и девяносто шесть тысяч живучих, как тараканы, рублей. Шесть тысяч рублей мы отсюда отщипнем, пусть будет круглая сумма. И ничего, что до зимы детям еще расти и расти, зато половина лета еще впереди, а летом тоже что-то носить надо. И не надо со мной спорить, я уже все решила. Сколько там у Федора на книжке? Завтра надо еще тысячу положить. И пусть они сразу проценты запишут.

Просмотров: 9

— Катька — это кто? — вспомнил Павел еще один вопрос, который хотел задать Зое. — Это она все время поет? А почему не на эстраде? Прячется… Странно. Или так задумано?

Просмотров: 10

Ей снились смешные сны. Как будто пришел Федор, обозвал ее обжорой и забрал поднос с полупустыми чашками, мисками и тарелками. А потом как будто Серый и Томка советовались, звать ее обедать или не звать, а Елена Васильевна кричала на них строгим шепотом: «Не мешайте человеку отдыхать!» А потом будто откуда-то взялся сумасшедший Павел Браун и вынул у нее из руки пирожок. Она будто не хотела отдавать, а он будто сказал: «Я тоже хочу», отобрал и съел. И будто Манька хохотала и кричала: «Бр-р-раун!», а Аленка сказала: «Маме надо отдохнуть», а Федор сказал, что Марии и Аленушке тоже пора отдохнуть, и девочки тут же согласились, и будто обе они полезли к ней на диван, и устроились с двух сторон — Манька, как всегда, положив рыжую голову Зое на живот, как на подушку, а Аленушка, как всегда, положив себе на голову Зоину ладонь. Вот после этого сна уже ничего не снилось, но спалось как-то особенно хорошо, как-то особенно уютно и спокойно. Даже просыпаться не хотелось.

Просмотров: 9

— Да, — растерянно сказала Нина, с некоторым сомнением глядя на Зоины ноги. — До завтра. Счастливо.

Просмотров: 9

Дедушкины десантники полумертвых девчонок из горящего сарая выволокли, откачали, через переводчика, который знал немецкий, кое-как выяснили, что они вовсе не немецкие, а русские, и отправили их всех в госпиталь — в свой госпиталь, второго фронта. А через три дня в тот госпиталь пришел Макс Браун, и вполне живая и уже почти здоровая семнадцатилетняя Вера бросилась ему на шею, заплакала, засмеялась и сказала с забавным акцентом: «Ай лав ю». Макс Браун совершенно ничего не понял. То есть смысл слов он как раз очень хорошо понял, но не понял, почему эта русская девочка говорит такие слова ему. Макс Браун был чернокожим американцем, по их американским меркам — почти нищим, никакой влиятельной родни у него не было. Чернокожие американцы тогда не считались завидными женихами. А русская девочка Вера даже тогда, тощая, почти наголо стриженная, в каком-то балахоне с чужого плеча, с синяком на лбу и со шрамами от веревки на руках, — так вот, даже в таком ужасном виде она была необыкновенной красавицей, с таким золотым ежиком волос и с такими огромными светло-серыми глазами, что на нее абсолютно все оглядывались.

Просмотров: 7