Он загрустил и чуть было не запил, и тут подвернулся Александр Каменский со своим банком, у которого был, помимо всего прочего, и целый ряд непрофильных объектов.
– Артем, мы с вами не в детском садике, чтобы оперировать понятиями «жалко – не жалко». Вы же не мячик у меня просите поиграть. Я на работе, и эта работа не подразумевает болтливости и разглашения информации. Уж кто, как не вы, должны меня понять. Вы же тоже за информацию когтями и зубами держитесь, чтобы она никому, кроме вас, не досталась, разве нет?
– Так что Ева не за Богомолова переживает, а за себя, любимую, ей место не хочется терять. Мало ли как все повернется? Придет новый руководитель и уволит ее. А ведь есть еще такая невероятно сладкая возможность, что Бережного снова сделают полноценным директором, и вдруг он оставит ее своим секретарем? Вот это уже будет предел всех мечтаний. Вот о чем она волнуется на самом деле, а вовсе не о здоровье Льва Алексеевича.
– Я всегда за, – рассмеялся Антон. – Только имейте в виду, к нему еще придется высидеть очередь, потому что к Бережному каждый бежит со своими проблемами и у него вечно толпа в приемной.
– Я думаю, что, кто бы ни пришел, все равно это будет только худрук, а не худрук-директор, как сейчас.
Так что основания беспокоиться за судьбу внука у Ильи Фадеевича были, да еще какие.