— Значит, у тебя память неважная, — заявила Королева.
— А-а, понимаю, — произнес Король. — Ты у нас рубишь с плеч, я не сплеча!
— Дойду до развилки, — подумала Алиса, — тогда и решу. Ведь там им придется указывать в разные стороны.
— Это зависело от нас, — отвечал Черепаха Квази. — Как все займем, так и кончим.
Ее можно было бы принять за миниатюрное воплощение всех викторианских добродетелей (впрочем, вряд ли даже ей это бы удалось), если бы не полное отсутствие в ней легкомыслия и не ее здравый смысл — здравый смысл, который никогда не унижается до умничанья. Какими бы резкими и обидчивыми, какими бы придирчивыми, странными и раздражительными ни были ее «спутники» по Стране чудес и Зазеркалью, которых ей почти никогда не удается переспорить, зрелость ума и чувства, мешающие ее словам превратиться в простой детский лепет, а их замечаниям — в унылые наставления взрослых, и не дают опасной ситуации потерять бессмысленность. Алиса плывет по Стране чудес и Зазеркалью спокойно, словно луна по разделенному на клеточки небу. И, если не считать нескольких, достойных Кэрролла, авторских ремарок, все происходящее видится одними лишь ее ясными глазами — идеал, выдвинутый самим Генри Джеймсом и осуществленный им (но совсем в ином контексте) в повести «Что знала Мейзи».
Алиса посмотрела на стол, но не увидела ни бутылки, ни рюмок.