— А что же тогда с учителем происходит? — спросила она немного спустя.
Столь милую сердцу Кэрролла игру со словами (и словами) физик склонен воспринимать отнюдь не как забаву, а как формальную модель поиска в том или ином смысле оптимального решения в условиях конфликта, где противоборствующей стороной выступает пресловутый «здравый смысл». Именно поэтому игру, пронизывающую весь кэрролловский нонсенс, следовало бы отнести не столько к сфере психологии, сколько к компетенции одного из разделов современной математики — так называемой «теории игр», правда, с одной существенной оговоркой: эта игра индуктивна, ее правила заранее не известны.
Болванс Чик снова оглянулся: из глаз его упали две слезы — и опять он не сказал ни слова.
— Слова совсем не те! — сказала бедная Алиса, и глаза у нее снова наполнились слезами. — Значит, я все-таки Мейбл! Придется мне теперь жить в этом старом домишке. И игрушек у меня совсем не будет! Зато уроки надо будет учить без конца. Ну что ж, решено: если я Мейбл, останусь здесь навсегда. Пусть тогда попробуют, придут сюда за мной! Свесят, головы вниз, станут звать: «Подымайся, милочка, к нам». А я на них только посмотрю и отвечу: «Скажите мне сначала, кто я! Если мне это понравится, я поднимусь, а если нет — останусь здесь, пока не превращусь в кого-нибудь другого!»
(Эти-то слова и повергли общество в уныние.)
— Четырнадцатого марта, кажется, — проговорил он.