– Игнат, седлай коней! – крикнул Федор, и добавил тише, потому что Игнат вошел в горницу. – На вырубку нынче слетаем пораньше и задерживаться не станем. Дельце есть.
Охота. Егор вспомнил мокрые закоченевшие тушки соболей и явственно представил себе Игната, с удовольствием ерошившего мертвый мех. Скоро мертвыми и закоченевшими станут другие – те, кто не мог подумать, не успел пожалеть… За что? Разве мы мало им давали? Мало рыбы в Хоре, оленей, зайцев, мало грибов, брусники, морошки, гонобобеля, мало деревьев – мало своей крови им отдали? Выводили из лесу их детей, выводили их самих, когда им случалось заплутать на охоте – они не замечали. Присматривали за их посевами, присматривали за скотом, придерживали рысей и волков – и вот к чему все пришло.
Егорка рассмеялся, легонько стряхнул с сапога мышонка, который карабкался по ноге.
– Вставай-ка, – сказал он тихо. – Чай, простудишься…
– Ты уж сделай такую милость, Кузьма, – сказал Егор тихо, – веди себя, как мужик, ладно? Не охота мне тебя учить – не друг ты мне, не сродник – и врагом твоим я тоже быть не желаю. Ты ужо иди своей дорогой, а я своей пойду…
Бешеные эти деньги его будто бы вовсе и не обрадовали. Егор с минуту смотрел на бумажку, вроде как колеблясь – брать ли, нет ли – но все-таки взял и чуть улыбнулся.