– А ты не любопытна, Соня. Ведь твой покойный супруг – немец, кажется?
В мокром воздухе пахло дождем и дымом; печи топились только в двух-трех богатых избах, но запах горящего дерева смешивался с холодным ветром, вызывал у Егорки смятенные мысли, то ли уютные, то ли тревожные…
Как Федора увезут в волость, а оттуда, видать, на Сахалин сошлют. Как Матрена этой же зимой спьяну замерзнет. Как Кузьма сопьется. Как Оленка утопится в Хоре, а Фиска родами помрет. Как староверскую молельню опечатают да сожгут. И как барыня Софья Ильинична выйдет замуж за городского дельца – а уж тот приберет к рукам лес-то…
– Ну мы, – сказал Петруха, пытаясь быть дерзким. – А чего?
– Не то, чтоб уж давно по нашему счету, а по людскому – годов уж сорок будет… А на что тебе?
– Рано пожаловали, – сказал Егорка с тенью улыбки. – Никак говорить хотите?