У Лаврентия так явно отлегло от души, что даже солнышко проглянуло сквозь облака.
От реки веяло сонным покоем. Егорка, постоял, улыбаясь, на ветру, перебирая вбитые в глину еще летом рогульки для удилищ, подышал чистым влажным холодом, кое-что обдумал и пошел обратно.
Сперва ладили телегу: Егорка из сухой слеги выстругивал новую ось и укреплял колесо. Потом одолжили у Лаврентия его одра и уехали-таки за дровами, благо дороги еще не завалило снегом по-настоящему. И слишком нагружать ледащую Лаврентиеву лошаденку не стали – лишь бы свезти смогла. И лес охотно отдал сухостой и валежник – так что справились быстро; еще и темнеть не начало, когда они вернулись в Прогонную, но все воскресные дела и забавы все-таки пропустили.
– Да прямо иду. Поселок-то, что к нам ближе всего – Прогонная, что ли?
– А что ты за лекарь, чтоб пособить ей? – хмыкнул Николка.
Егорка отломил кусочек черствого хлеба, улыбнулся.