Не иначе, как от человечьего зла завелось. Такое, ежели страж или охотник увидит – так и тянется рука назад в землю уложить. Николка сжал в кулаке арбалетную рукоять, вытащил стрелу с белым пером – смертную для тех, что из тьмы, холода и недр земных – и пошел вперед.
– Ох, Николка… диви с навью не по дороге…
– Но неважно, – сказал его собеседник, волнуясь. – Если вам угодно держать это в тайне, извольте, держите. Для меня очевидно, что здесь, в этой волчьей глуши, такого совершенства достичь невозможно. Я слышал мировых знаменитостей, мне есть с чем сравнивать – я вижу, что у вас удивительный талант, Георгий.
Муська нахмурилась, сморщила нос – и плюнула в ворону.
Софья Ильинична смотрела на него во все глаза.
– Точно, – Наумка как будто слегка смутился, но старался не забывать, что он взрослый и самостоятельный мужик, и потому держался степенно и с достоинством. – Дедушка бает, жаль, что ты без веры пропадаешь. И мне жаль. Тебя беси заберут, а мне досадно будет. Иные-то люди, чай, друг дружку калечат, а ты тварь жалеешь – тебя бы Христос любил.