– Да затоптали вы все, олухи, – фыркал сторонский досадливо. – Собачонка эта наследала, Кузьма тож… где тут разобрать…
Оленка, скорей, опасалась Гришки трезвого. Если брат долго не пил – значит, собирался на большую дорогу, а его лихие приключения ее тревожили. Поймают братку – так не на каторгу погонят, а тут, на месте и убьют. Оленка отлично помнила ужасные рассказы его дружков: как Чалому перед смертью переломали все кости, как Ваське-Ноздре глаза огнем выжгли, да как Ларивона камнями забили, пока куском мяса не стал – и предпочитала братке поднести. Слегка клюкнувши, он становился необыкновенно деятелен, чинил упряжь, возился по хозяйству – и не помышлял о разбойничьих подвигах.
Прохожий рассмеялся, но не по-разбойничьи, а по-людски – беззлобно.
– Слышишь меня, Филька? – сказал Егорка и протянул руку. – Слезай с печки-то. День уже.
– Эва! – Евсейка повернулся и упер руки в бедра. – Приблудин крестный батюшка явился!
Влас чуть не поперхнулся, услыхавши. Но тут же сообразил, что это опять действует на него лесной морок. Мало ли Мариных-то в окрестных краях? Уж верно, не один десяток…