Он уехал рано – но рассчитывал, что охотники, предупрежденные вчера Игнатом, уже собрались в Силычевом кабаке и ждут сигнала. Тракт еще был почти пустынен, встретилась Федору только почтовая тройка – и никто не мешал ему гнать коня во весь опор. Розоватая морозная зоря еще лишь только разгоралась над лесом.
Софья Ильинична пристально посмотрела на свое лицо. На морщинки в уголках глаз и пухлые бело-розовые щеки. А вдруг он младше ее?! И брошь эту действительно…
С великолепным своим ружьем английской работы – а на бледном лице у него была только молчаливая холодная злоба.
Насчет своего тяжелого нрава Лаврентий не заблуждался – разум у него был ясный. И этот ясный разум подсказывал, что в один прекрасный момент может выйти калечество или смертоубийство. А что, ну что прикажете делать, если не помнишь себя в раздражении, скажите на милость?!
– Чушь! Я видел тело. Бедняга Кузьмич умер своей смертью.
А лучше было бы пойти в трактир. Чай-то не согреет так, как водочка… а из-за Егорки неловко было. Что ж потом… придешь пьяная… а то и с гостем каким… Симке ништо, а Егорка… как зыркнет, небось…