— Там было оно, — прошептала девочка. — Оно меня схватило. Схватило за ногу.
Движение становилось собственным худшим врагом. "Голем" карал малейшие спазмы, провоцируя рост костной ткани на всех сочленениях и поверхностях, сговорившихся шевельнуться. Каждый шарнир и каждая муфта приобретали невозобновимый запас гибкости, высеченный в камне; и каждое движение истощало счет. Тело понемногу костенело. К тому моменту, когда Челси позволила мне глянуть на нее, степени ее свободы почти исчерпались.
— Ты напал на члена экипажа. Будь на борту гауптвахта, ты бы на ней сидел до конца полета.
— Радикальный способ вести беседу, — заметила Бейтс.
— Есть догадки — почему? Он пожал плечами.
Я развернулся и медленно поплыл по отведенному мне пути. Туннель загибался по часовой стрелке пологой, непримечательной спиралью; метре на двадцатом кривизна его скрыла бы от взгляда выход, даже если бы этого уже не сделал туман. Мои зонд плыл впереди; тысячей крошечных челюстей стучал сонар, с далекой катушки на перекрестке разматывался фал.