— Я оглянулся, смотрю: Трев с Диком побежали к крыльцу. Я кинулся следом. Из клуба успели вырваться человек сорок — пятьдесят. Одни заливались слезами, иных рвало, многие голосили, а некоторые плакали, кричали и блевали одновременно. Другие, наглотавшись дыма, лежали в траве точно мертвые. Дверь была закрыта; слышно было, как за нею голосят люди, кричат, чтобы их выпустили. Входная дверь была только одна, если не считать двери на кухне, но кухня вся полыхала. Входная дверь открывалась вовнутрь.
Там, на дне, сидела огромная птица. Она смотрела на Майка. Поначалу он не поверил своим глазам. Все нервы, казалось, заледенели, он помертвел. Майк был потрясен, и не только при виде птицы-монстра, с оранжевой, как у малиновки, грудью, с серыми, пушистыми, как у воробья, перьями. Менее всего он ожидал увидеть то, что предстало его глазам, тем сильнее он был поражен увиденным. Он представлял на дне вонючие лужи, черную грязь, наполовину вросшие в землю стальные монолиты. Но вместо этого увидел гигантских размеров гнездо во всю длину и ширину котлована. Оно было свито из тимофеевки, которой хватило бы на дюжину тюков сена, но трава была старая, она даже серебрилась. Птица сидела в центре гнезда, блестящие круглые глаза ее были черны, как расплавленный битум. И не успел Майк выйти из оцепенения, он, к ужасу своему, увидел, что отражается в обоих зрачках птицы.
— Вот это да! Здорово! — восторженно вскрикнул Эдди.
Вероятно, были и другие случаи: она просто не просыпалась, когда мужу снились кошмары. Всякий раз, когда она поворачивалась к нему, спрашивала, что случилось, он отвечал неизменно: «Не помню». Затем тянулся к пачке сигарет, курил в постели — ждал, когда уйдут остатки сна, словно горячечный пот через поры.
— К-конечно. Т-тут в-в общем-то чисто. И н-никто особенно не мешает. В-весело. Ба-бауэрс со своими дружками, во всяком случае, сю-сюда не заглядывает.
Клоун, по словам Хагарти, представлял собой нечто среднее между Рональдом Макдональдом и старым телевизионным клоуном Бозо, во всяком случае, так ему показалось. Такие сравнения пришли ему в голову при виде накладных оранжевых волос. Но впоследствии Хагарти пришел к заключению, что этот клоун не похож ни на того, ни на другого. На белом, круглом, как блин, лице была подмалеванная улыбка, но не оранжевая, а красная, в глазах — какой-то странный серебряный блеск. Быть может, это были контактные линзы, но в глубине души у Хагарти и тогда и впоследствии мелькнула мысль: а может, глаза у клоуна и в самом деле серебристые. На нем был мешковатый костюм с большими оранжевыми пуговицами-помпонами, а на руках — карикатурные перчатки.