— А мне охота! — проревел Генри. Послышался глухой удар по лицу и крик боли, сменившийся плачем.
Бен склонился над Генри. Глаза у того вылезли из орбит. Ободранной, окровавленной рукой Генри схватил Бена за ногу. Губы зашевелились, но, кроме свистящих вдохов и выдохов, у него ничего не выходило. Все же Бену удалось разобрать слова: «Убью, говно жирное!»
Отец замолчал, отпил из стакана, затем продолжил рассказ. Глаза его заблестели.
— Подумай, Мира, — сказал Эдди, намеренно придав своему голосу сухость и жесткость.
Неужели он удалился, мелькнула безумная мысль, чтобы она не видела, что у него приступ.
Но что удержало Тома, так это ее лицо; он хотел прикрикнуть на Беверли, но слова застыли у него в горле. Сердце качнулось — ухнуло в пропасть, Том вздрогнул от боли, убеждая себя, что он почувствовал не испуг, а удивление.