Десять часов вечера. Библиотека уже час как закрылась. За окнами холод. Слышно, как шуршит за стеклом мокрый снег, бьется в окна коридора, ведущего в детскую библиотеку. Доносятся и другие звуки: вкрадчивые скрипы и стуки за пределами светового круга, где сижу я, склонившись над пожелтевшим линованным блокнотом. Обычные для старого здания звуки, утешаю себя, но почему-то тревожно. В голову лезут нехорошие мысли: может статься, там, в ночи, под вьюгой стоит клоун и продает свои воздушные шары.
У Батча буквально челюсть отвисла. Шериф ушел, дав время ему на размышление. Спустя три дня к Батчу приехал брат, тот самый, который потом по пьяному делу замерз на снегу во время охоты. Батч велел ему продать новый «меркурий», купленный им после дембеля. Так я получил двести долларов, а Батч поклялся «запалить» меня. Всем друзьям своим протрепался. Как-то я его нагнал на машине. (Батч купил вместо «меркурия» довоенный «мерседес», а я был на пикапе), отрезал ему путь и от Витчем-стрит погнал к депо. Достаю винчестер.
— Да никто, сама сообразила. Похоже, как крутишь жезл… У меня здорово получается.
Но он не мог припомнить и больше не любопытствовал. Джордж достал из ящика коробок спичек, с полки — нож, держа его острым концом от себя, как учил отец, достал из буфета в столовой небольшую миску. Затем вернулся в спальню Билла.
Вопреки мрачным предположениям волосы мои не поседели. Я не сделался лунатиком, не принялся вести тайные записи и носить с собой в кармане спортивной куртки дощечки для спиритических сеансов. Мне кажется, я только стал больше смеяться, вот, пожалуй, и все. И порой мой смех звучит довольно пронзительно и странно, иногда я ловлю на себе недоуменные взгляды людей, когда смеюсь.