— Смотри… вон… у нее… чтото… с крылом… не в порядке…
Вокруг стоял сплошной скрип — перья царапали пергамент, будто крысы возились в норе. Солнце страшно напекло макушку. Чем же этот Бонаккорд так провинился перед магами Лихтенштейна? Гарри смутно помнилось, что там были замешаны тролли… Он снова тупо уставился в затылок Парвати. Вот бы применить Легилименцию, заглянуть ей в голову через затылок, как через окно, и посмотреть, чего такого натворили тролли, чтобы поссорить Пьера Бонаккорда с Лихтенштейном…
— Добби, да что произошло? — Гарри схватил эльфа за маленькую ручку и оттащил подальше от всего того, обо что Добби мог бы удариться.
Гарри промолчал. Отвернувшись, он увидел, что все остальные члены его команды один за другим приземляются, вопят от восторга и потрясают кулаками в воздухе — все, кроме Рона, который слез с метлы у стоек колец и в одиночку понуро поплелся в раздевалку.
Сознание того, что они затеяли восстание против Амбридж и Министерства, и что ключевой фигурой движения сопротивления был он сам, приносило Гарри огромное удовлетворение. Он вновь и вновь прокручивал в памяти субботние события: какая куча народу пришла к нему учиться Защите от темных искусств… как все они смотрели на него, когда слушали о его подвигах… как Чо похвалила его действия на Тримагическом Турнире… Все, кто был на встрече, не считали его ни вруном, ни помешанным, а наоборот — восхищались им и поддерживали его, и мысли об этом продлили радость Гарри до утра понедельника, даже несмотря на неминуемую перспективу самых нелюбимых им уроков.
— …И мне пришлось разбираться в суде и вообще, но ты сначала нам про гигантов расскажи.