— Гарри, я не думаю, что мы способны на это, — сказала Эрмиона, слёзы сбегали у неё по лицу. — Помнишь… помнишь Рона? Когда он сломал свою палочку, разбив машину? Она больше никогда не стала прежней, ему пришлось обзавестись новой.
— Слабое утешение! — прорычал Кингсли, — Кто ещё вернулся?
— Он самый, — ответил Рон, взбираясь по лестнице. — Пойди взгляни на него.
После темноты снаружи гостиная ослепляла; даже сквозь почти сжатые веки Гарри мог разглядеть, какая она огромная. Хрустальная люстра свисала с потолка, по тёмно-пурпурным стенам — опять портреты. Когда Ловилы втолкнули пленных в комнату, из кресел перед изукрашенным мраморным камином поднялись две фигуры.
Стало легче, когда истёк шестой час, и можно было выскользнуть из спальных мешков, одеться в полутьме, прокрасться в сад и поджидать там Эрмиону и Грифука. Рассвет был зябким, но почти без ветерка — всё-таки май. Гарри смотрел на бледные звёзды, ещё видные на тёмном небе, и слушал, как под берегом накатываются и откатываются волны: он будет скучать по их звуку.
— Не успокоюсь! — пронзительно закричала Эрмиона. Гарри никогда ещё не видел, чтобы она так выходила из себя, она казалась просто безумной. — Отдай мне палочку! Отдай её мне!