— Кричер, он нам нужен в сознании, но если его потребуется взбодрить, ты сможешь добавить, — объявил Гарри.
— Да нет, я вижу, что ты вымотан. Иди и ложись.
— Все замечательно, спасибо, — ответил Люпин с нажимом.
Гарри вцепился в полы Плаща, но тот не сделал ни попытки сорваться. Призывающее заклятие на него не действовало.
— Вот, я фото принёс, — крикнул Люпин, вытаскивая из внутреннего кармана куртки фотографию и показывая её Флёр и Гарри; они увидели крошечного ребёнка с хохолком ярко-бирюзовых волос, взмахивающего пухлыми кулачками.
Но мысль о мёртвом теле Дамблдора страшила Гарри гораздо меньше, чем возможность того, что он неправильно понял намерения живого Дамблдора. Он чувствовал себя, словно пробирающийся ощупью в темноте; он выбрал дорогу, но всё время мысленно оглядывается, гадает, правильно ли он понял знаки, не следует ли ему выбрать другой путь. Порой его вновь охватывала злость на Дамблдора, не уступающая по силе волнам, разбивающимся об утёс, на котором стоял дом, злость на то, что Дамблдор ничего не объяснил ему, пока был жив.