— … прости, Туни, прости! Слушай… — она схватила сестру за руку и крепко сжала, хотя Петуния старалась её выдернуть. — Может быть, когда я туда приеду, — нет, Туни, ты послушай! Может, когда я туда приеду, я смогу сходить к профессору Дамблдору и переубедить его!
— Я клянусь вам… клянусь… Поттер там, наверху!
— Не важно — больше не оскорбит, — холодно ответствовала Гермиона.
— Поттер, — профессор Макгонагалл снова повернулась к Гарри, не слишком придавая значения связанным Кэрроу, — если Тот-Кого-Нельзя-Называть и в самом деле знает, что вы сейчас здесь…
От неё плохо пахло — а может быть, во всём её доме; Гарри поморщился. Они боком протиснулись мимо неё и сняли плащ-невидимку. Теперь, когда старуха была близко, он увидел, какая она маленькая: согнувшаяся под тяжестью лет, она едва доставала ему до груди. Она затворила за ними дверь — её пальцы, посиневшие, в крапинках, выделялись на фоне облупившейся краски — потом повернулась и уставилась Гарри в лицо. Её глаза были мутные от катаракты и тонули в складках прозрачной кожи, всё лицо испещрено лопнувшими сосудами и старческими коричневыми пятнами. Он засомневался, видит ли она его вообще; впрочем, если и видит, то в облике лысоватого маггла, чью внешность он присвоил обманом.
— Я собирался, и это меняет всё. Я сделал то же, что и моя мать. Теперь они защищены от тебя. Разве ты не заметил, что ни одно заклинание из тех, что ты произносил, не действует? Ты не можешь их мучить. Ты не можешь причинить им вред. Совсем не учишься на своих ошибках, да, Реддль?