Через полчаса ожидания показался «Фольксваген» Любченева.
— «Я» — в первую очередь тот, который в зеркало посмотрел, а не тот, кто в нем отразился. С тобой настоящим, то есть с душой, ничегошеньки не произошло и произойти не может, пускай хоть все зеркала пропадут. И главного не забывай… — дедушка лукаво помолчал. — На самом деле никаких зеркал нет. Это мы с тобой в начале разговора придумали, чтобы понятнее было… Не так все просто.
— Знаю! — истерично крикнула Еникеева. — Сметану с трупа едят!
Ничто в нем больше не напоминало поруганного интеллигента. Облик его исполнился каким-то древним торжеством, как у демона на средневековой гравюре.
— Что с церковником? — Льнов положил на пол секиру и повернулся к Любченеву.
Цыбашев около часа перебирал книги, снимая эти литературные «сливки», переносил на первый этаж и там складывал на газеты. Потом решил осмотреть второй подземный этаж, откуда поднимался тяжелый кисловатый запах.