— Облизываю! — с готовность согласился Петр Семенович, опасливо пятясь от Кулешова. — Ибо животную душу нельзя будить ничем иным, кроме страданий. Единственный способ выдержать муки — это возвыситься духом над ними, перенести точку опоры с тела, которое страдает, на дух. Мучающийся человек становится более духовным.
Когда умер отец Григорий, Цыбашев лишился главного своего советчика и наставника и далее все свои поступки уже взвешивал на собственных весах правильности.
На следующий год батя разрешил оставшиеся слова запретить. Я у него и «хуй» забрал, и «пизда», и «ебаный в рот». Дольше остальных «блядь» оставил, а то он вообще бы изъясняться не мог.
Читатель, вдруг заметивший весь этот стилистический бардак, соглашался скорее признать собственную поэтическую глухоту, чем промах у Мастера. Это уже работала «духовность», уничтожавшая все живое, пытавшее подступиться к святыне.
— Это кто еще из нас упрямец, Вадим Анатольевич, — потирая бок, усмехнулся Петр Семенович.
— Это ты мне спящего человека расписываешь. Ты про мертвого давай говори.