– «Из-за острова на стрежень», – запел он, озирая речной простор. – Красота-то, а? Я, милай, красоту ужас как люблю.
Осердясь, Семенчук попробовал ударить по руке носком валенка. Чуть не потерял равновесие, качнулся. Выпустил лямку, чтобы не упасть.
Екклесиаст – юрист, судья горсуда. Ну, вы знаете, в каком состоянии у нас сейчас суды. Там полно взяточников, даже вымогателей, но мой клиент, можно сказать, был из лучших. Не борец с системой, не преобразователь (иначе давно вылетел бы со службы), но человек порядочный, компетентный. Старается не пачкаться. Ведь каждому нужен базис для самоуважения. Один уважает себя за то, что совершает какие-то поступки; другой – за то, что каких-то поступков не совершает. Я знавал одного инспектора ДПС, который гордился тем, что всегда дает сдачу, если водитель с перепугу сунул ему больше нужного.
Он медленно прошелся по комнате, по коридору, опираясь на палку. Непонятно, зачем ему понадобился этот обход. Глядеть в однокомнатной квартирке было не на что. Кухня, например, вообще пустовала. Помещеньице-то в семь квадратов – ни стола, ни плиты, ни холодильника. Словно здесь никогда не готовили, не ели, не пили чай.
У следующего вагона приседал-приплясывал не солдат с винтовкой, а унтер в добротном полушубке. Правый рукав был пустой, просунут под ремень портупеи.
Он, в самом деле, сделался еще меньше. Лет десять ему можно было дать, максимум.