У следующего вагона приседал-приплясывал не солдат с винтовкой, а унтер в добротном полушубке. Правый рукав был пустой, просунут под ремень портупеи.
Он, в самом деле, сделался еще меньше. Лет десять ему можно было дать, максимум.
Белейшая нижняя сорочка, в которой он остался, свисала до колен, словно ночная рубашка. Рукава он засучил и закатал.
Распахнул раму, для чего пришлось встать на стул.
Красавица всю жизнь протусовалась. Яхты, презентации, фотки в журналах.
Только вид из окна был лучше – все-таки шестнадцатый этаж, не девятый.