Что сделано, то сделано. Не стоит сожалеть.
Меня пропускают, но неохотно, очень неохотно. Вот она, гарантия от мятежа – нумерация эвакуирующихся. Чем меньше порядковый номер, тем больше шансы. Во всяком случае, до двухсотого номера шансы верные, но и трехсотый еще может надеяться. Эта очередь сама подавит в зародыше всякую попытку бунта.
Дядя Лева, он же старший техник Лев Лашезин, терпеливо ждал, когда ко мне вернется способность издавать членораздельные звуки.
– Предположим... – Противоречивые чувства владели мной. Я как бы наступал пяткой себе на язык, а он, мокрая скользкая сволочь, изо всех сил пытался вырваться на волю. – Предположим, где-то действительно есть эксмен, умеющий... ну это... телепортировать. – Мой голос сорвался на сиплый шепот. – Предположим, он пришел бы и попросил тебя связать его с этими... латентными...
Рад ли я? Не знаю. Горд ли хоть немножко тем, что могу стать единственным на Земле отцом? Тоже не знаю.
Самолет заруливает. Подвижный гофрированный хобот пассажирского терминала тянется к нему, как шланг пылесоса, только странный – квадратного сечения. Все равно всех высосет.