Искаженный помехами голос, пробравшийся через динамик из черной пустоты над башней дежурного, – в иных обстоятельствах теплое контральто, – подчеркнуто сух и официален. Еще бы. Станет настоящий человек, тем более личная пилотесса ее превосходительства госпожи главнокомандующей, фамильярничать с каким-то эксменом!
– Вызываю Ананке. Вызываю Ананке. Говорит «Магдалена». Дежурный по базе, ответьте...
Воздуха в моих легких хватает на пятнадцать шагов – шажков! – в Вязком мире. Выныриваю – два судорожных вдоха – успел!
Я молча покидаю жилой сектор «наземников», в котором, надо надеяться, навел относительный порядок. Коридор. Еще один, под прямым углом. Вот ведь нарыли... И еще продолжают рыть на дальней периферии базы, что-то там углубляют, а зачем – неясно. Неужели они думают, что после контакта с невидимым барьером здесь хоть что-то уцелеет? Хотя, может, и думают, с них станется. За час до «момента ноль» эвакуируют с базы все ценное, швырнут в бой, как горсть песка, все семьдесят две боевые капсулы, управляемые эксменами, а на базе, пожалуй, и оставят кого-нибудь в роли белой крысы: выживет – не выживет на глубине в триста двадцать один метр? Эксперимент. Как будто не ясно: энергии от аннигиляции одних только наружных сооружений с лихвой хватит на испарение космического булыжника, на котором мы имеем удовольствие прозябать.
– Это уже четвертый, – сказал он. – Хватит или нет, как думаешь?
– Что такое в этом Геркулесе? – морщусь я.