– Напыщенный и правильный. Но в наши дни, когда каждая полуграмотная дебютантка мнит себя великой писательницей, как я могу бросить в него камень? Он писал, похоже, со словарем Фаулера по левую руку и тезаурусом Роджета по правую. Скучно, плоско и, увы, уже почти убыточно. Когда пять лет назад он ушел от Максвелла Доусона, я не хотел его брать, но остался в меньшинстве. К тому времени он практически уже исписался. Но мы привыкли всегда иметь под рукой одного-двух детективщиков – вот и купили его, Думаю, обе стороны потом об этом пожалели, но до развода дело так и не дошло.
– Не сомневаюсь. Даже с радостью. Жизнь в Лондоне сейчас спокойная, скучноватая. А туг такое развлечение благодаря мне, есть о чем посудачить. Ну а поскольку мы все так открыты к сотрудничеству с вами, может быть, и вы нам слегка откроетесь? Или есть какие-то возражения против того, чтобы я знал, как именно умер Сетон?
Дверь захлопнулась. И ни звука. Даже шагов вверх по лестнице и то не слышно. Не слышно ничего. Только шипение дров в камине да тишина снаружи, беспросветное ночное одиночество.
Морис Сетон умер далеко, в Лондоне, и к Тому же, возможно, своей смертью. Во всяком случае, тот, кто его убил (если это было убийство) или изуродовал уже мертвое тело, мог находиться не в Монксмире, а в Лондоне. Однако смерть Дигби произошла здесь, и уж ее-то естественной счесть было никак нельзя. Селия Кэлтроп, правда, предприняла попытку такого рода. Она сидела в кресле у камина, неграциозно вывернув колени и положив ладони на свои массивные ляжки.
– А вам? Нет, убийца не стал бы рисковать. Лучше уж запрятать эту штуку так, чтобы ее не нашли, а если нашли, то очень нескоро. Значит, надо искать в какой-нибудь заброшенной шахте, в канале или в реке.