— Дух состязательности лежит глубоко в природе человеческой, — дипломатично заметил Михась. — Еще в эпоху Античности в Греции сотни лет проводились специальные соревнования, именуемые Олимпийскими игрищами…
— Кто это с вами? Кажется, это не ваш адъютант. — Хозяин сделал небрежный жест в сторону Михася.
Закрепив якорь в клюзе, Паркс направил Михася и Джоану на ют, к штурвалу, а сам вместе с Томом принялся поднимать грот. Михась, с двумя аркебузами под мышками, непрерывно вертя головой, внимательно осматривал все пространство палубы, готовый в любой миг прикрыть товарищей огнем, и одновременно давал указания Джоане, куда и как поворачивать штурвал, чтобы поднимаемый основной парус — грот как можно быстрее поймал ветер и понес корабль прочь от опасных рифов и от уже отходивших от берега шлюпок с вооруженными испанцами.
— Надеюсь, — перебил его дон Эстебан, — вы не собираетесь просить меня, чтобы я вновь спас вашу жизнь?
— Вот что, старшина… — Пронский схватил его за грудки. — Ты спрашивал, зачем мы шли через линию фронта и во имя чего губили людей? Так вот отвечаю тебе: мы явились сюда, чтобы обрубить корни будущего фашизма. Выжечь и истребить его семя!
— С какой стати правительство ничего не знает?