— Зверюга ты, а не человек, — ответил Калина, поглядев ушкуйнику в глаза.
Венец прошелся по подвалу, не приближаясь к пленникам, подергал кольцо в стене над поникшим Мичкином и ушел, уведя зодчего.
Вогулов не было весь день. Жарило июньское солнце. По опустевшим кривым улочкам посада бродила бесхозная птица. Курицы, квохча, комьями перьев взлетали на заборы от ошалевших от радости псов. Дрались петухи. По берестяным крышам шныряли осмелевшие коты. Гуси сами по себе важно плавали в Кемзелке.
— Пусто…— мрачно сказал Охрим, спрыгивая вниз. — Нету там никакой Золотой Бабы… Обманули, псы.
— Что ж мы, князя не убережем?.. — раздался в темноте неуверенный, одинокий голос.
Пам свернул на боковую тропинку в обход вершины горы, где росла священная ель — единственное живое дерево на Мертвой Парме.