— Ты должен это сам понять. Мне ты не поверишь.
— Когда тебе пятнадцать, все, кто старше двадцати, кажутся старыми, — сказал я. — Но ты не стара.
Я всегда оставался в тени. Кто-то другой произносил пламенные речи на площадях, кто-то другой поднимал пехоту в безнадежную атаку, кто-то другой первым оказывался на стене осажденного города. Я не вершил историю, я лишь участвовал в ней.
— Может быть, ты даже скажешь, что именно?
— Я далеко не мальчик и не питаю разного рода иллюзий, — сказал Реннер, когда я заговорил с ним об этом. — Глупо было бы утверждать, что это — последняя война и после нее других войн уже не будет. Но это — самая важная война, и у нас просто нет права ее проигрывать.
Размышляя о странностях, я задумался еще об одной.