— А никто не просит, — сказал Хильман. — Хорошо попросили бы если — может, и дал бы.
— Что ты еще знаешь про эту операцию? Почему она так странно спланирована?
— М-м… повремените еще немного. Сейчас придет главный и все скажет.
«Объективность — долг нашей совести!» Петер прочел это, перехватил хитрый взгляд Шанура, но промолчал. С Шануром после той памятной ночи творились странные вещи. Во-первых, он сделался этаким воспаленно-веселым мальчиком, у которого любые слова и действия вызывают внутреннюю щекотку. Во-вторых, он как-то признался Петеру, что совсем перестал спать, но это не причиняет ему никаких неудобств, ночью он размышляет или встает и бродит, благо стены для него теперь не препятствие. Скалы, земля — это да, а все, что построено людьми, пропускает его свободно. Но, что самое смешное, ни на что по-настоящему интересное он в своих блужданиях не наткнулся.
— Давайте лучше о скачках, — сказала она. — Или о боксе. Ведь наш друг Ян…
— Да-да, — как-то очень рассеянно сказал портье, то есть хозяин. — Теперь мы развернемся…— Морда его сияла.