– Это у кого разбегаться нечему?… У меня еще все волосики на месте, не то что у некоторых – все пообтерлись… До блеска… – последовал очередной пих брюхом.
Но здание не развалилось. Оно даже особенно не пострадало. Антипов, выпрямившись, постоял несколько минут на первой ступеньке крыльца, наблюдая, как клубы дыма медленно тают в вечернем застывшем воздухе, и только одно облачко, вдруг уплотнившись, потянулось ввысь, странно мерцая и переливаясь.
Закончив маскировать границу перехода, я снова сжал кулак и, резко его раскрыв, связался с Антипом, и теперь уже он ответил вполне проснувшимся тоном.
Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда и нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался очень независимым характером.
– Антипов здесь. Машину, пожалуйста!… Через несколько минут по Большой Дмитровке мчалась черная «Волга», посверкивая проблесковым маячком на крыше. Выскочив на Бульварное кольцо, машина развернулась и рванула в сторону Арбата. По Новому Арбату она, не выключая свирепой темно-синей мигалки, пересекла Москву-реку по Калининскому мосту и, расталкивая дачников, направлявших свои машины к родной земле, помчалась по Кутузовскому проспекту, бесстыдно занимая крайнюю левую, правительственную полосу. На подъезде к кольцевой автостраде «Волга» метнулась к железобетонному кубу поста ГАИ, и на ее заднее сиденье запрыгнули трое мужчин.
– А я думал, только наши северные шаманы такими вещами занимаются…