Длинные пальцы Многоликого, лежавшие на столешнице, сжались в кулаки, а глаза зажглись холодным пламенем, но он продолжал слушать Галла, не перебивая.
– Точно! – неожиданно пробасил он. – Уж если на то пошло, мы-то куда колоритнее!… – И он, гордо выпятив грудь, посмотрел по сторонам, ожидая подтверждения.
Раздалась мелодичная трель, но ничего не произошло. Только, словно в ответ, слегка завибрировал перстень у меня на левой руке.
Здесь он увидел наконец меня и замолчал, выпучив глаза, забыв о торчавшей изо рта косточке и уронив руку с кружкой на столешницу.
Площадка, на которую я вышел, одним краем обрывалась в провал винтовой лестницы, другим – упиралась в глухую стену, имевшую глубокую арочную нишу, перегороженную некрашеной деревянной дверью. Все полотно двери было покрыто замысловатой резьбой с повторяющимся геометрическим орнаментом, бегущим по периметру двери. С двух сторон площадки в стене башни были вырезаны узкие щели окон, очень похожих на бойницы. Я подошел к одному из них и выглянул наружу.
– Я же сказала – я двуликая. Заяц – мой второй лик. Но дедушка говорит, что я еще не один лик получу. Он говорит, я… талантливая. Вот. – Слово «талантливая» ей, по-видимому, очень нравилось.