Я внимательно взглянул на зажатую в руке лешего колоду. Крап на рубашке был настолько явным, что только слепой не мог бы его увидеть. Но делать было нечего.
– Сейчас ты выпьешь немного вина, – тихо проговорил я, внимательно глядя ему в лицо, – а потом я тебя понесу…
Почему-то с самого детства я чувствовал себя очень неуютно в любом культовом сооружении. Так было, когда в детстве бабушка брала меня с собой в православную церковь, так было, когда я, узнав, где в Москве находится синагога, пару раз прошел мимо нее, так было даже в дацане, куда меня возил Серега Фофанов, мой большой друг из Улан-Удэ.
– Глянь, глянь… – тут же услышал я шепот nepвого гвардейца. – Папоротника надрали…
– Ну, понимаешь, те… они… как сказать… они не целиковые… не полные…
Я кивнул и, еще раз осмотрев ножны, обратил внимание, что в двух местах их охватывают широкие, плоские, похожие на серебряные, полосы, причем верхнее было снабжено такой же петлей. Расстегнув на джинсах ремень, я вставил его в петлю, и через мгновение гарда шпаги спряталась у меня под плащом.