Барболка Чекеи любила петь, а в этот день не петь было невозможно. Особенно на лесной дороге. Близился полдень, внизу, в долине стояла иссушающая жара, но поросшие буками склоны защищали от зноя.
— Мармалюку родной кровью кормила, — завыл и сын, — И нас бы не пожалела…
Разве она плачет? Не может быть, это роса.
Кошелек снова взмыл в воздух. Вместе с ним взмыла новая шаль, мониста, красная юбка, шитый шелками полушубок. Парень растерялся, но тяжелый мешочек все же ухватил, а господарь даже не пошевелился в своем седле. И смотрел он не на нее, а на церковь. Зачем ему смотреть? У него, небось, по красотке в каждом замки и все в кожаных сапожках.
— Конечно, — муж прижал ее к себе, — беды-то… Мы и Аполку нашли, побитую, но живую. Повезло ей, еще два шага и все!
— Тюрегвизе ! — рявкнул Мекчеи, — и костер разожгите, заразу выжигать будем.