Господарка Сакацкая отняла руки от лица и оглядела такую безопасную и уютную спальню. А, может, она ошибается? Ненависть и обида, они ведь глаза застят, вот она и прицепилась к синей тряпочке, а остальное примерещилось. И незачем ей идти ночью за ворота! Через месяц вернется Пал, она все ему расскажет, даже то, о чем молчала, как распоследняя дура.
— Там, — махнула рукой Барболка и покачнулась. Янчи, негодяй, поддержал ее, но женщина не заметила. Не стыдилась она ни разорванной рубашки, ни кровавых пятен. Откуда они? Барболка давно жена Пала.
— Не здесь, — девушка, поразившись собственной смелости, схватила чужую руку, горячую и сильную, — не здесь. Идем.
Будь у нее хоть какая-то одежка, Барболка б выбралась из спальни и хотя б кровь смыла, но у нее не осталось даже рубашки. Как же было больно, когда Пал рванул белый шелк, до сих пор на груди полосы остались, зато теперь никто не скажет, что Барболка Чекеи себя не соблюла, только кому это нужно?! Уж точно, не ей, ей вообще ничего не нужно.
— Плохо тут, — девочка сдвинула брови, — бежим!
— Вот овца дурная, — хмыкнула мельничиха, — что я, сыну своему враг? Пока у тебя всего добра было пьянычка да сучка, не хотела я тебя к Фереку пускать. А ты господаря нового прихватила. Слышала я, как он тебя в Сакаци зазывал, да не просто, а с мужем. Старая кровь за молодую дорого дает.